Зимнее обострение - Страница 73

Еще одна отчаянная попытка разобраться с чертом была предпринята Соловейкой, когда тот начал рассказ о посещении кабака в «Иноземной слободе» и о том облике, что он выбрал для маскировки. Но и тут Изе удалось избежать расплаты, пальцы оказались на редкость цепкими, и как ни старалась Любава, отодрать его от чурбака она так и не смогла.

Наконец повествование подошло к концу. Черт выдержал классическую мхатовскую паузу и самым невинным голоском обратился к коллегам:

— Полностью поддерживаю ваше возмущение по поводу моей вредоносной сущности и готов понести заслуженное наказание. Только, пожалуйста, побыстрей, а то шея так затекла, что я ее уже не чувствую.

— Да вставай уже, чего там, — буркнул Илюха, устало опускаясь на лавку, — будем считать, что ты условно-досрочно помилован, до первого прокола.

— Будем считать, — охотно согласился черт, резво поднимаясь с колен.

Но если ты еще раз вслепую вляпаешь нас в историю…

— Что ты, никогда! — прервал его Изя, уже заняв место за столом.

— И если еще хоть раз используешь мой облик без разрешения… — начала Любава, но условно-досрочно помилованный тут же перебил и ее:

— То можете с чистой совестью отрубить мне голову. Ребята, может, хватит уже? Все живы, все здоровы, начинаем жизнь с чистого листа. Завтра следствие возобновляется с новыми силами и в новых реалиях. Вместе мы горы свернем! Кстати, Любавушка, поесть у нас ничего не найдется, а то я со всеми этими служебными делами пообедать забыл.

Соловейка очень хотела сказать все, что она думает о черте, но передумала. Во-первых, она не раз все это ему говорила, а во-вторых, надоело впустую сотрясать воздух. Вместо этого она молча поставила на стол чугунок со вчерашними щами и положила рядом каравай хлеба. Изя набросился на эти простые блюда с таким аппетитом, что даже проглот Мотя крякнул в знак одобрения. Илюха также решил последовать примеру рогатого коллеги, справедливо полагая, что если он промедлит еще немного, то останется без ужина.

Вот так тихо, по-домашнему, мог бы закончиться, пожалуй, один из самых суетных дней за все существование «Дружины специального назначения». Мог бы, если бы не один эпизод из рассказа черта. Этот эпизод не давал покоя двум из присутствующих, но по совершенно разным на то причинам. Один хотел как можно быстрее его позабыть, а второй (точнее, вторая) ни за какие сокровища мира не согласилась бы на это.

Соловейка терпеливо дождалась, пока стихнет звук, издаваемый ложками, и обратила взор на свое непосредственное начальство. Оно (в смысле начальство) тут же густо покраснело, подавилось и получило от Изи серию ударов по спине в лечебных целях. Выполнив свой долг, черт корректно удалился из горницы, прихватив с собой трубку, чтобы не мешать предстоящей беседе. Илюха собирался было последовать его примеру, но был решительно остановлен Любавой.

— Так ты хотел поговорить о наших отношениях и даже для этого среди зимы добыл цветы? — молвила она, на всякий случай перекрывая Солнцевскому пути к отступлению.

— Ну да, вроде того, — был вынужден признаться Илюха, при этом метнув парочку уничижительных взглядов на открытую дверь, где только что скрылся его разговорчивый коллега. — Вообще-то я не сам, это все она.

— Кто «она»? — тут же напряглась Любава.

— Ну она, совесть, — со вздохом признался Илюха, — проснулась тут совсем недавно и давай мне на мозги капать. Я и так с ней и эдак, не успокаивается. Вот и пришлось пойти на поводу, чтобы она снова замолчала.

Не дождешься! — тут же напомнила о себе совесть, но в основной разговор вмешиваться не стала.

— Так значит это ты не сам… — разочарованно протянула Соловейка.

— Это мы с ней вдвоем, — обреченно сознался старший богатырь и тут же попытался реабилитироваться. — Но это не главное. Знаешь, когда я увидел тебя, обнимающуюся с Гордоном…

Видя, как закипела его боевая подруга, Солнцевский торопливо поправился:

— То есть не тебя, конечно, а Изю в твоем обличии. Так вот, когда я увидел, что ты милуешься с другим мужчиной, да еще с этим сморчком, то я совсем потерял голову.

На этот раз бывшая купеческая дочка даже не стала его поправлять, справедливо опасаясь, что может сбить Илюху с мысли, и тот попросту замолчит. Такая перспектива никоим образом ее не устраивала.

— Я тогда прямо голову потерял, — с трудом выдохнул Солнцевский и бросил полный отчаяния взгляд на открытую дверь. Помощи оттуда не последовало, нужно было продолжать.

— Наговорил я тебе тогда много лишнего, ты уж извини.

— Ничего, — осторожно согласилась Соловейка.

— Так вот тогда я почувствовал, что… — скрипя зубами, выдавил из себя Илюха.

— Что? — с мольбой в голосе проговорила младший богатырь.

— Причем заметь, совесть при этом молчала…

— Чувствовал что?!

— Что я тебя…

В ожидании самого важного для себя слова Соловейка невольно подалась вперед. Вот сейчас, именно сейчас она услышит то, чего ждала уже давно. То, что сделает ее самой счастливой на свете.

И в этот момент дремавший в уголке Мотя выпустил из ноздрей струйку пара и ворчливо застрекотал. Следующими звуками, раздавшимися в горнице, были облегченным вздох и полный разочарования стон.

— Так что ты меня? — Соловейка предприняла отчаянную попытку спасти ситуацию.

— Э-э… — протянул Солнцевский, смахивая со лба капельки пота, — похоже, к нам гости.

— Да какие гости, ночь на дворе! — не сдавалась Любава. — А этот проглот трехголовый наверняка просто сон плохой увидел, вот и подал голос.