Зимнее обострение - Страница 34

Илюха не смог сдержать вздох облегчения. Как все хорошо складывается, никаких тебе выяснений их сложных отношений, раз, и готово — прощен. Ради этого можно было схлопотать оглоблей по затылку.

— Теперь о главном. Я очнулась раньше тебя, и мне удалось подслушать, о чем переговаривались наши похитители. — Тут Соловейка сделала выразительную паузу и продолжила чуть более торжественным голосом: — Они везут нас на какую-то заимку и там продадут хазарам. Ты, я услышала, будешь работать на руднике, а я пойду в наложницы к богатому кочевнику.

Это становилось интересно. Что из него шахтер не получится ни при каком условии, Солнцевский осознавал вполне четко, но еще более отчетливо просматривалась судьба того лишенца, который захочет позабавиться в спаленке с бывшей мелкоуголовной личностью. В лучшем случае, распустит свой гарем за ненадобностью, а в худшем этот самый гарем будет плакать над его могилкой. Интересно, какой из предложенных вариантов ему придется по вкусу?

— Так вот я и решила, что другой возможности обсудить наши отношения больше не представится.

Услыхав такие речи, Солнцевский вздрогнул и сразу напрягся. Выходило, что обрадовался старший богатырь рановато и самое трудное еще впереди.

— Ну откуда такие пессимистические настроения? — стараясь говорить как можно более беззаботно, начал Илюха. — С чего ты взяла, что не будет другой возможности? Да у нас с тобой будет куча этих самых возможностей, и в конце концов когда-нибудь (но не сейчас) мы все обсудим. А может, к тому времени вообще все как-то само собой рассосется.

— Илюш, что, голова сильно болит? — с тревогой в голосе поинтересовалась Соловейка.

— Да есть немного, — признался Солнцевский. — А это ты, собственно, к чему?

— А к тому, что туго соображать стал! Давай я буду говорить помедленнее, глядишь, до тебя дойдет, что нас вот-вот продадут, словно коров на рынке, и больше мы с тобой никогда не увидимся!

— Скажешь тоже, коров! Для меня больше подходит сравнение с быком, а тебя в таком случае лучше назвать телочкой.

Несмотря на крайне ограниченное пространство, Соловейке удалось-таки его пнуть. Илюха и среагировать не успел.

— Чего дерешься? Я же шучу, настроение тебе поднимаю! — немного обиделся Илюха, не имеющий даже возможности потереть больной бок. — Вон ты в какую депрессию впала, а я не потерплю пораженческих настроений во вверенном мне подразделении.

— Издеваешься?

— Ни капли. Вместо того чтобы дурью маяться, предлагаю обсудить сложившуюся ситуацию.

— Так я и предлагаю обсудить! — подскочила Соловейка и слегка ударилась головой о мягкий потолок повозки. — Давай так, если тебе сложно начать первым, буду говорить я. Знаешь, я уже давно хотела тебе сказать…

— Ты совершенно права, — резко оборвал собеседницу Илюха, понимая, что разговор пошел совсем не в ту сторону. — Я тоже хочу тебе сказать, что Изин план сработал на все сто! Мы настолько запугали преступника своими наездами, что тот от страха за свою шкуру организовал на нас покушение. Думаю, что похищение нашего рогатого друга так же входило в его планы, но он как обычно выкрутился. В противном случае он лежал бы связанным тут же и развлекал нас скабрезными анекдотами в неповторимом одесском стиле.

— Но я хотела говорить не об этом! — зарычала Соловейка. — Не об Изе, чтоб он был здоров, а о нас с тобой.

— Так я и говорю о нас с тобой, — продолжил гнуть выбранную линию Илюха. — С чего это вдруг нам обсуждать ушлого черта? Раз он на свободе, то, несомненно, в данный момент он развил бурную деятельность и мобилизовал все взрослое население Киева на наши поиски. А если прибавить к этому Мотю, то становится совершенно очевидным, что вопрос нашего освобождения решится в ближайшее время.

Илюха говорил настолько убежденно, что, в конце концов, сам проникся своей собственной уверенностью. А ведь в начале разговора ее как таковой не наблюдалось.

— Так ты думаешь, нас спасут? — осторожно поинтересовалась Соловейка.

— Однозначно!

— Но, может быть, на всякий случай мы с тобой…

— Никаких всяких случаев быть не может, — сказал, как отрезал. Солнцевский. — Мы с тобой освободимся, закончим это дело, отгуляем заслуженный отпуск и, возможно, тогда…

Закончить фразу он не успел, возок резко остановился, и, потеряв равновесие, Илюха повалился на погрустневшую Соловейку. Та охнула, но ни ругаться, ни пинаться на этот раз не стала. Их лица оказались совсем близко друг от друга, и Солнцевский отчетливо увидел снежинку, повисшую на длинных ресницах Любавы. Конечно, если бы он сконцентрировал свое внимание не на этом кристаллике льда, а на глазах своей боевой подруги, то смог бы разглядеть в них нечто очень важное. Вся беда была в том, что он отчего-то очень боялся это сделать. Боялся признаться себе, что взбалмошная девчонка, которая когда-то пыталась ограбить его на большой дороге, стала для него чем-то большим, нежели друг.

— Фома, ты глянь, шо тут творится! — раздался неприятный хриплый голос, и сноп яркого света ударил в глаза пленников. — Им впору от страха выть, а они все туда же, милуются!

— Так, может, оно и правильно, напоследок-то? — подключился голос второй, не менее противный. — Может, снимем веревки на полчасика, чтобы он смог отгулять ее по полной?

Все-таки за время существования «Дружины специального назначения» ее члены стали весьма слаженной командой. Во всяком случае, Солнцевскому и Соловейке не пришлось согласовывать свои действия — и оба похабника одновременно отлетели метров на пять от повозки, получив два синхронных удара в грудь связанными ногами.